Накануне пикета, весь вечер с Илоной Петрик рисовали, дорисовывали, монтировали плакаты. Гладили зна-мена, как партийные, так и национальные. При этом по-смеивались: мол, на старости лет, опять рисованием занялись, директора. Но своим секретарям перепоручать сие уже некогда. Да и нежелательно загружать своих работников, работников предприятия, политработой. В конце концов, они заработную плату получают не за это. Хотя в начале протестных акций, молодежь, работающую у нас, весьма заинтересовала и заинтриговала необычность противостояния. Даже вовлеклись в это движение. Ув-леклись. Но, после получения «по голове», эйфория прорыва к свободе прошла. Как сказала одна наша молодая (18 лет) работница: «Владимир Александрович, мы бы пошли на пикет, но боимся, что нам там надают по голове, как Вам. А мы же не такие большие и сильные, как Вы. Нас и прибить могут». «Никаких претензий Аннушка. Нет, так нет. Это дело сугубо добровольное. Заставлять никто не может». Действительно,
какие могут быть претензии к только что закончившей школу выпускнице, когда более опытные, с многолетним партийным стажем «товарищи» заколебались и отступили, увильнув от участия в протестных мероприятиях. Так, давняя наша член партии Вита Демина, на предложение Илоны Петрик принять участие в очередном пикете, от-ветила примерно следующее: «Тю, Илона, я ж еще не сдурела и со своей головой не поссорилась». Другая наша активистка, Маша Литвин, не могла принять участие в планируемом пикете по действительно уважительной причине: ее убили. Зарезали. Как раз накануне пикета. Редеют наши ряды. Гораздо легче противостоять давлению на себя лично. Гораздо хуже и труднее, когда «отстреливают» твое окружение, создавая вокруг тебя пустоту, вакуум. Один за другим оказываются прижатыми твои люди. Они вынуждены, если не прервать сотрудни-чество, связь, то, во всяком случае, отдалиться и за-таиться.
Бизнесмен Коб. (имя человека зашифровано во избе-жание неприятностей для последнего), один из богатейших людей нашего города, сказал как-то, при очередном обсуждении совместного бизнес-проекта:
— Слушай, у тебя телефоны не прослушиваются? А то в последнее время все наши с тобой начинания срываются по той или иной причине. Кто-то их упреждает. А сейчас, вообще, заблокировали все мои счета. Никогда такого у меня не было. Ты же знаешь — я решаю любые вопросы с силовыми структурами. А тут, как отрезало. Я то все равно «разрулю» ситуацию. Но, все же, даже для меня, это тяжело. Это, небось, все твои «разборки» с властями.
— Да, телефон прослушивается, но это сугубо по моей партийной, политической, протестной дея-тельности. К бизнесу это не имеет отношения. Ты же помнишь, как я выиграл два областных арбит-ражных суда у налоговиков? Как они тогда изви-нялись и просили, чтобы я больше не подавал на них в суд? Так что это прослушивается только политическая деятельность. Бизнес ни при чем.
— Все взаимосвязано. Нет чистой политики, без бизнеса, и наоборот.
— Да, все нормально. Успокойся.
А через некоторое время позвонил один из моих дя-дей, с которым у моего предприятия были совместные работы. Начал обсуждать рабочие вопросы и вдруг пре-рвался. Помолчал. Затем сказал:
— А ты знаешь, что у тебя телефон прослушивается? У меня специальная рация, мне полагается по роду службы, со спец¬определителем, так вот, она показывает, что у тебя стоит прослушка.
— Да, я знаю. Но ты не волнуйся. Это прослушива-ются не наши производственные дела, а моя поли-тическая деятельность.
— Хрен редьки не слаще. Давай, тогда, лучше не по телефону, а при встрече обговорим наши вопросы.
Чуть позже. На переговорах с другим моим давним коллегой по предпринимательской деятельности, госпо-дином Кон. (фамилия человека зашифрована во избежание неприятностей для последнего) прозвучало:
— Давай обсудим это позже. Сейчас все так совпало: и таможня вагоны с товаром задержала, и на-логовики в наглую «наехали». На пустом месте хотят денег срубить. Пытаются наложить арест на счета и имущество нашего предприятия. Это слу-чайно не в связи с твоей деятельностью? А то мы все так открыто, обсуждаем по телефону.
— Да нет, — устал я уже объяснять, — у меня про-слушивается то, что связано с протестными ак-циями. К производственным вопросам претензий нет.
В свете вышесказанного, неудивительно, что уже с утра под моими окнами стояла машина ГАИ, а территорию вокруг танка оцепила милиция.
Мы с супругой Ириной собрали свернутые плакаты и знамена. Быстренько перебежали от нашего дома к оста-новке троллейбуса № 10. Благо, это всего несколько десятков метров. Так что, гаишники просто не успели перехватить. Как это когда-то было с лидером городских социалистов Алексеенко. А на остановке уже полно «наших». Как для пикета, так даже более чем достаточно. Сообщил, что одна из активисток Жовтневой НДП, Маша Литвин, не примет участие в пикете, так как накануне ее убили, зарезали. Почтили память минутой молчания. Развернули знамена. Плакаты развернем позже, когда выйдем на заданную позицию. Выстроились в колонну. И двинулись по алее вверх, по направлению к танку.
Как мне потом рассказывали знакомые, которые смотрели этот сюжет по телевидению, было очень красиво. Камеры, стоявшие около танка, находились, по отношению к движущейся колонне, на возвышенности. Получалось так, что вначале в кадр попадали выплывающие снизу, колышущиеся на ветру, знамена. Потом появлялись люди, держащие их. Как сказал один из зрителей, сразу вспомнилась картина из сказки А.Пушкина: как 33 морских богатыря появлялись из морской пучины.
К сожалению и этот сюжет я не видел, так как в это время опять был госпитализирован.
Еще задолго до подхода к танку были видны плотные шеренги милиционеров в форме. На этот раз они были действительно в форме. Только Сидлецкий (из ГУВД), как всегда, в штатском.
В одной руке держу национальный флаг (другой, не тот, который затоптали на предыдущем пикете), в другой руке — решение суда. Подошли метров за 10 до шеренги милиционеров. Сидлецкий выступил вперед, остановил колонну вопросом:
— Шановні, а що це ви тут робите?
«Молодец, уже говорит по-украински. Соблюдает правила игры. В отличие от его коллеги Гезя», — подумал я.
— Ось ухвала суду, — протянул я ему решение су-да, — акція не заборонена. Вимогу міськвиконкому про заборону акції суд відхилив. Ми маємо право провести пікет.
— А чому я про це нічого не знаю? — растерянно спросил он, глядя на меня большими грустными глазами. В них читалась усталость и нежелание творить «беспредел», к которому его принуждали как власть имущие, так и ложно понятое чувство служебного «долга». Если глаза у майора Веселого соответствовали его фамилии, то у Сидлецкого они выражали вселенскую грусть.
— Ну, то ваші проблеми, чому ви про це не знаєте. А у нас ось є рішення суду. Было видно, что он колеблется и не знает, как поступить. С одной стороны приказ «не пущать», с другой — коррес-понденты и решение суда.
— Так ви хоч би попередили. Щоб ми знали про про-ведення пікету.
— Так ви ж і знаєте, мабуть, як раз з нашого по-передження, хоча воно і було більше місяця тому назад і могло «забутися». Але раз ви вже тут, то це і означає, що вас було попереджено. Чи ви якось другим чином про це дізналися?
— А що ви плануєте робити? — дипломатично ушел он от ответа на вопрос.
— Та як завжди, розвернемо плакати, та постоїмо кілька годин.
— А хто проводить?
— Жовтнева НДП.
— Досить запитань, Сідлецький. Давай пропускай, не маєш права затримувати, — подав голос Сіротенко з УНР.
На лице Сидлецкого читалось: «Ага, проводит Жовт-невая НДП. Это партия власти — это раз. Да еще и ре-шение в их пользу — это два. Да и этот, который тычет мне решением, на трибунале над Кучмой был его адвока-том — это три. Значит, скорее всего, это разрешенное мероприятие в пользу властей. Все, решение принято».
— Ну що ж, дійсно, не маю права. Нічого не поро-биш.
Он махнул оцеплению. Оно красиво расступилось, и мы беспрепятственно прошли к танку. Выстроились, развернули плакаты, которые сразу же шокировали ок-ружающих милиционеров своим антикучмистским содержа-нием. Да и не только их, а и многочисленных прохожих, которых сразу же заинтересовало происходящее. Многие подходили и просили дать подержать плакат или знамя. Мы даже стали подшучивать в том плане, что можно брать плату с желающих подержать протестную атрибутику. Организовать попутный мелкий бизнес.
Корреспонденты застрочили ручками в блокнотах, телеоператоры — видеокамерами. Геннадий Сахаров (радио «Свобода») быстро стал надиктовывать в диктофон: «Стражи порядка пропустили пикетирующих и впервые стали не разгонять пикет, а охранять его, как и должно быть…».
Опять увидел вездесущую Лену Усенко (канал «1+1» тогда все еще был протестным). Она сначала подошла к И.Шулыку, зная, что, в большинстве случаев, он является инициатором акций протеста. Спросила: «Кто может рассказать про данную акцию?». Он направил ее ко мне. Я рассказал о целях пикетирования — они остались не-изменными с начала всеукраинской акции «За Украину — без Кучмы!». Акцентировал внимание на том, что ини-циатором данного пикета является Жовтневая НДП — ячейка «партии власти». Это показатель того, до какой степени режим Кучмы преступен, что даже организации от «партии власти» выступают против него. А неоднократные заявления 1-го зама днепропетровского губернатора П.С.Кравченко о том, что, якобы, все народные демократы Днепропетровского региона целиком и полностью поддерживают Леонида Даниловича — откровенная и наглая ложь. Впрочем, ложь давно стала привычным инструментом в работе нынешнего режима.
— А що ви можете сказати про чутки, що нібито «захід» фінансує ці акції протесту.
— То є дурниця та брехня. Ось дивіться, бачите у нашому повідомленні написано, що ми плануємо встановити намет. Але, як ви бачите, ніякого на-мету ми не встановили. Чому? Та тому, що ні у мене, ні у моїх товаришів немає зайвих особистих коштів, щоб придбати цей намет спеціально для акції. Якби ж то дійсно, як кажуть провокаційні плітки, «захід» давав на ці акції мільйони, то, звісно, знайшли б кілька сотень гривень, щоб придбати намет.
Через некоторое время прибежал, куда-то ранее пропавший, Сидлецкий. Подбежал ко мне и сунул в руки какой-то документ.
— Ось дивіться. Заборона суду.
Неужели успели состряпать новое решение. Как?! Так быстро! Осторожно, как будто это была бомба, развернул непослушными руками переданный документ. Одновременно с этим кивнул своему адвокату, чтобы был готов к действиям. Зная, что обязательно будут провокации со стороны властей, обязательно они будут нарушать закон и наши права, взял с собой на акцию своего адвоката. Хотя это и выглядит смешным. Представьте себе ситуацию, когда каждый участник пикета, митинга или демонстрации будет брать с собой на акцию адвоката. Абсурд? Да, абсурд в любой цивилизованной стране, где право на мирное волеизъявление действительно гарантировано Законом. У нас это право также гарантировано Конституцией. Но, если сам гарант этой Конституции вытирает о нее ноги и другие места, то, естественно, и его подручные делают то же самое.
Участники пикета сгруппировались вокруг меня, за-мерли. В воздухе повисла напряженная тишина. На лицах пикетчиков читалось: «Ну вот, опять, как всегда — будут бить». Заинтересовались представители СМИ. Внимательно просмотрел переданный мне Сидлецким документ. Действительно, решение суда о «приостановлении» акции. Но это старое, самое первое решение от 26.01.2001 г. Оно было отменено более поздним решением суда от 07.02.2001 г. Вот «хитрец»! Сбегал в Жовтневый суд взял старое решение. Думал «авось прокатит».
— Та це ж старе рішення. Від 26.01.2001 р. А я ж вам показав і показую нову ухвалу суду від 07.02.2001 р., яка скасувала це старе рішення і відхилила позовну заяву міськвиконкому.
Раздался дружный вздох облегчения: «Ух, может и не будут сегодня бить» — подумалось, по-видимому, многим.
— Сідлецький, ти що тут дурника з себе граєш? Ти що не бачиш, що то старе рішення! — загромыхал своим зычным голосом Сиротенко из УНР.
— Та я що, я ж нічого. Я ж просто розібратися хо-чу, — пробормотал страж порядка и ретировался к своим.
Часть представителей СМИ удалилась и с ними теле-операторы с видеокамерами. Вот сейчас нужно быть на чеку. Видеокамер нет, значит, могут начать «прессо-вать». И никакие ссылки на законность акции не помогут.
Людей в штатском прибыло. Теперь их стало даже больше, чем тех в форме, что стояли в оцеплении с са-мого начала.
— А почему это тут плакаты других партий?! Почему вот здесь плакаты «СОБОРА»?! — заорал вдруг Гезь (УВД), — акцию проводит Жовтневая НДП, а причем здесь плакаты других партий! Немедленно убрать! Это нарушение.
— А Жовтнева НДП не заперечує проти того, щоб інші партії приєдналися до пікету. Де це сказано, що не можна приєднуватися?
— Ничего не знаю, — гнул свою линию Гезь, его поддержали коллеги из органов, — да, нельзя плакаты других партий выставлять, немедленно убрать! — хором «запели» они все вместе.
— Нічого ми не будемо убирати! Ніхто не може за-боронити вільним людям приєднуватися до мирного волевиявлення, — начал «заводиться» я.
— Нет, ребята, лучше уберите. А то хуже будет, — осторожно посоветовал корреспондент Рыжков.
Я сразу же вспомнил, как он также осторожно сове-товал на одном из предыдущих митингов, не поддаваться на уговоры толпы, и не возглавлять колонну демонст-рантов. Удивился про себя: «Да, что ж они все такие перестраховщики!». Но совет решил принять, дабы про-вокаторы, милиционеры в штатском, под этим предлогом не сорвали нам пикет. Попросил свою супругу Ирину собрать «посторонние» плакаты и быстренько отнести их домой. А лидера областной организации ВО? «Батьківщина» Сергея Орла, который, как и на предыдущем пикете у ЦУМа был рядом со мной, попросил ее сопроводить, защитить от возможных провокаций.
Но, даже такая «послушность», не успокоила стражей порядка. А даже, кажется, наоборот — придала им уверенность в том, что «командовать парадом» могут и должны они. Количество людей в штатском еще больше увеличилось. Подъехал большой «Икарус» и остановился напротив пикетирующих.
«Начинается», — подумал я. Гезь отделился от толпы своих коллег в штатском, приблизился к линии участников пикета. Демонстративно достал свой мобильный телефон, или это была рация, плохо было видно. И начал громко, в расчете на то, чтобы все его услышали, кричать:
— Подымай батальон! Немедленно подымай весь ба-тальон и быстро сюда!
Затем обратился к замершим протестантам:
— У вас еще есть время разойтись!
— А чого це ми повинні розходитися? Ми нічого не порушуємо, — неуверенно зароптали протестующие.
— Потому что акция незаконна! — важно прокричал Гезь.
— Як це незаконна? — удивились присутствующие, — так довго тут стояли, і акція була законна, а зараз, раптом, стала «незаконною». А як же рі-шення суду на нашу користь?
— Решение суда незаконно! — продолжал кричать Гезь.
— Це хто ж так вирішив?
И тут своим ответом Гезь, олицетворяющий сущест-вующую систему власти, простодушно подтвердил ее пре-ступность и коррумпированность.
— Хто ж так вирішив?
— Кравченко Петр Сергеевич вице-губернатор Днеп-ропетровской области.
— А хто це дав право 1-му заступнику голови обл-держадміністрації відміняти рішення суду? Або визнавати його незаконним? Це є антиконститу-ційне втручання у судову владу, яка є незалежною від виконавчих органів. Відмінити рішення суду можна тільки у судовому процесі. І ніякий віце і навіть сам губернатор не може підміняти собою судову владу.
Гезь слегка растерялся, понял, что «прокололся», проболтался. Начал юлить:
— Так он же руководитель областной НДП. Он сказал, что такой организации, как Жовтневая НДП, не существует.
— Мало чого він міг сказати. Він багато чого бреше. І це ще одна брехня. Самі подумайте: якщо такої організації нема то, хто ж подавав офіційне повідомлення завірене печаткою орга-нізації, яка є юридичною особою. Чому суд роз-глядав справу організації, якої, як каже Крав-ченко, немає. А суд нікому на слово не вірить: для того, щоб бути учасником процесу треба мати відповідне доручення та довіреність від ор-ганізації. А ці документи теж завіряються від-повідними печатками, які є символами юридичного існування організації. Більше того, ось ми зараз вам де що покажемо. Підійдіть ближче. Дивіться. Бачите — це плакат Жовтневої НДП. А ось тут, у кутку плакату, маленький напис з підписом завіреним, знову ж таки, печаткою організації. Написано: «Вірно». І стоїть дата — учорашнє число. Чи ви вважаєте, що учора організація ще була, а сьогодні вона вже зникла? Ми знали, що ви і таку провокацію можете учинити: заявити, що нібито немає такої організації, як ви заявляєте, що не було ніякого побиття у ЦУМа, як ви кажете, що не було ніякого викрадення та вбивства Гонгадзе, тому кожен свій крок оформлюємо юридично та документально. Навіть плакати на пікет принесли завірені печатками.
От такого напора Гезь растерялся еще больше, но попытался опять перейти в наступление:
— Кравченко сказал, что сейчас сам приедет, — на-деялся он испугать участников пикета.
Те в ответ рассмеялись и сказали:
— То нехай їде. Ми йому скажемо кілька «ласкавих» слів.
Естественно, что никакой Кравченко не приехал — не захотел лишний раз получить плевок в лицо. Но стражи порядка, поняв, что их хитрости, увертки и «взятие на понт» не помогают, отбросили всякие китайские церемонии и видимость цивилизованных взаимоотношений, и опять «поперли в наглую», по привычной стезе. То есть, попросту говоря, потащили людей, опять как всегда, к автобусу. К тому самому большому «Икарусу», который подъехал раньше. Правда, старались при этом казаться вежливыми. Говорили:
— Пройдите, пожалуйста, в автобус, — настойчиво схватив за локоть.
— А навіщо? — удивленно спрашивали протестующие и не только они. В стальные лапы «правозащитников» попали и простые прохожие, не принимавшие участие в пикете.
— Проедем в райотдел милиции.
— Так, а навіщо? Мені туди не треба.
— Мы там вам все объясним.
— Та ні, ви мені зараз поясніть причину затриман-ня.
— Пройдите, пожалуйста, в автобус. Проедем в от-деление и там вам все объясним, — настаивали милиционеры в штатском.
Было понятно, что их очередная задумка сорвать пикет состояла в том, чтобы отвезти людей в отделение под тем или иным предлогом и, таким образом, отстранить их от пикета, хотя бы, на сегодня. А потом, позднее, что-нибудь, придумают. Только вот предлог, все-таки, должен быть. Например: «Ваши документы? Ах, нету! Тогда проедем в отделение для установления вашей личности».
— Ви зобов’язані пояснити нам причину затримання. Ви не маєте права, без причини нас затримува-ти, — продолжали возмущаться люди.
— А документы у вас есть? Вот мы сейчас и проедем для выяснения вашей личности, — понеслось со всех сторон.
«Вот, а я что говорил. Чешут, как по сценарию», — иронизировал я про себя.
— А ми маємо документи, які посвідчують особис-тість. Ось паспорт.
— Ось посвідчення, — парировали наши опытные бой-цы.
Знали, ведь, что и такое может случиться. Поэтому на акции обязательно берутся документы, удостоверяющие личность. Не обязательно паспорт. И даже нежелательно брать именно паспорт. Потому что доблестные «правозащитники» могут его просто забрать, порвать и сказать, что его у вас никогда не было. Потом набега-ешься, чтобы получить новый. А бегать, опять-таки, придется к ним, к доблестным милиционерам, в паспортный стол. А они могут и не захотеть вам дать новый паспорт, ведь вы уже занесены в «черный список» как оппозиционер. А значит человек неблагонадежный. И ни-какие ссылки на законность ваших требований не помогут. Потому что «своя рука — владыка». Как хочу, так и ворочу. Раз ты против нас — фиг тебе, а не паспорт. Поэтому берете с собой любой документ, имеющий вашу фотографию и заверенный печатью. Это могут быть: во-енный билет; водительские права; пропуск в банк; удо-стоверение личности; пенсионное удостоверение; пар-тийный билет.
Лучше всего брать документы, которые потом легче всего восстановить, или которых не жалко лишиться. У меня таких много, начиная от нескольких пропусков в банковские учреждения и заканчивая всевозможными удо-стоверениями личности.
— Так що, не маєте права затримувати нас для з’ясування наших особистостей. Ми маємо з собою документи.
— Ничего, ничего. Ничего страшного. Пройдите, по-жалуйста, в автобус. Там разберемся.
— А меня то за что. Я здесь, вообще, ни причем. Проходил мимо. Остановился посмотреть, — неслись недоуменные возгласы со всех сторон. Это, значит, «приглашали» прокатится в автобусе всех подряд. По принципу — лучше перебрать, чем не-добрать. «Зачищали» площадку полностью.
— Ничего, ничего, там разберемся. Вы пройдите, пожалуйста, в автобус.
— А я не участник акции. Я адвокат господина Ца-пенко. Я представляю его интересы. Я юрист, я сам бывший милиционер, — возмущался мой адвокат Синчуков Геннадий, — господин Цапенко может подтвердить!
— Совершенно верно. Это мой адвокат. Это не уча-стник акции.
— Ничего, ничего, — монотонно и зомбиобразно слышалось в ответ, — вы пройдите, пожалуйста, в автобус. А там разберемся.
— Я депутат городского совета. Это территория моего избирательного округа. Я смотрю, чтобы здесь было все в порядке, — обратил на себя внимание важный, холеный господин в очках. В красивом, элегантном черном пальто. В дорогой норковой шапке.
Я его, даже, не сразу узнал. Артур Горин — депутат горсовета, от социалистов. То есть член социали-стической партии А.Мороза. На прошлом пикете депутата горсовета от партии Коммунистов-большевиков (не путать с коммунистами П.Симоненко, которые акции протеста не поддержали) Пашу Землякова задержали вместе со всеми. Не посмотрели на то, что депутат. А может быть, скорее всего, не могли и предположить, что он депутат. Видом не вышел: обветренное, загорелое лицо, заросшее лохматой бородой. Простенькая одежда. Из расстегнутой у ворота рубахи виднеется полосатая тельняшка. Вылитый морской волк. Но никак не депутат горсовета. Наверное, один из последних идейных бойцов, не ведающих, что такое корысть. Вот и задержали вместе со всеми. У Горина же вид совершенно иной. Такой господин если он говорит, что является депутатом, то ему сразу же по-верят. Или все равно задержат? Ан, нет. Не задержали. Да, импозантный вид часто бывает весьма полезен.
— Господа-товарищи, во избежание повторения по-боища у
ЦУМа, предлагаю: аккуратненько свернуть плакаты, знамена и проехаться с нашими стражами порядка, чтобы выяснить, в конце-то концов, что же они нам инкриминируют. Страшно любопытно, что они придумали на этот раз. Хотя видно, что еще не придумали. Потому что не знают, что сказать о причине задержания. Надеются сочинить что-либо по ходу действия, — почти смеялся я.
Голова гудела, как колокол. Время от времени тем-нело в глазах. Стало бешеным галопом колотиться сердце. Сказывались последствия полученных недавно травм: черепно-мозговой и сотрясения мозга.
Загрузились без эксцессов. Отвезли в райотдел. Сначала держали нас всех вместе. Гезь требовал, чтобы каждый написал объяснительную записку про то, каким образом он попал на пикет. Я все с большим трудом мог фиксировать, что происходит вокруг. Самочувствие все ухудшалось и ухудшалось. Но «на автомате» все же вставлял привычные реплики:
— Пане Гезь! Ви ж державний службовець. Знаходи-тесь на державній службі. Рішення Конституцій-ного суду № 10-рп/99 від 14 грудня 1999 р. го-ворить про те, що під час виконання своїх служ-бових обов’язків, ви повинні спілкуватись дер-жавною мовою. А вона, згідно ст. 10 Конституції України, є українською. Рішення Конституційного суду є обов’язковим до виконання, остаточним і оскарженню не підлягає. Ви ж самі відверто по-рушуєте закон, і ще маєте нахабство звинувачу-вати у порушеннях інших.
— А я еврей! — нагло ухмыльнулся Гезь, — я укра-инской мовы не разумею.
— Та мені байдуже, хто ви за національністю, єврей чи турок. Мені не байдуже і мене обурює те, що ви порушуєте закон. Ви, той хто повинен його захищати. А якщо ви не розумієте державної мови, як ви самі це визнаєте, то не мали бути атестовані на посаду держслужбовця. Тобто за-ймаєте свою посаду незаконно.
— Так, гражданин Цапенко, давайте-ка пройдем в другой кабинет. Там с вами хотят побеседовать.
В другом кабинете уже сидело множество лиц в штатском. Человек 15-20. Из всех присутствующих я узнал только начальника Жовтневого РОВД Штефюка, при-сутствующего здесь на правах хозяина кабинета, и все того же Сидлецкого.
Моего адвоката, вошедшего вслед за мной, Гезь ловко подхватил под локоть и, со словами «это не до-прос, а просто беседа, и адвокат здесь не нужен», вы-толкнул его за дверь. «Беседа» состояла из общих фраз запугивания, что было рутинно, не интересно и утоми-тельно для меня, учитывая мое состояние здоровья. Я даже достал свои пилюли, которые врач прописал мне пить регулярно по часам, хотел попросить воды, но Сидлецкий меня опередил:
— А свои таблетки можете вон бабусям показывать, а не нам.
Что он имел ввиду, я так толком и не понял, но сообразил, что воды, запить лекарство, мне не дадут.
Хотя, все же, один момент в беседе меня слегка вывел из состояния полусна. Это, когда Сидлецкий с важным видом вещал:
— У вас ничего не получится, мы знаем, чего вы добиваетесь, но у вас ничего не получится, — это напоминало мне колдовские завывания шамана, — у вас ничего не получится. Мы ВСЕ про вас ЗНАЕМ… Владимир Федорович!
Вот на этом самом месте я слегка и проснулся. Сначала, по своей привычке педанта, поправил собесед-ника:
— Вообще-то, меня зовут Владимир Александрович.
Затем, до меня дошел юмор ситуации, и я не сдержал ухмылки. Как же, они про меня знают ВСЕ, а толком не знают даже моего отчества.
— Ах, да. Извините. Владимир Александрович.
Затем долгое написание объяснительной в отдельном кабинете. Потом допрос. Мой адвокат постоянно спрашивал майора Мотина, который вел протокольную запись.
— Так в чем же обвиняют Владимира Александровича?
— В организации общественных беспорядков.
— В чем это выражалось?
В ответ — молчание.
— Так что же инкриминируют господину Цапенко?
— Организация общественных беспорядков, — опять и опять повторял майор.
— Так в чем же это выражалось? — опять и опять спрашивал адвокат.
В ответ — молчание.
— Вы же понимаете, что ваши общие обвинения в организации, неизвестно каких беспорядков, не просто необоснованны, они беспочвенны и абсурдны. Мы здесь, у вас, находимся уже больше трех часов, а господину Цапенко до сих пор не объяснили, в чем конкретно его обвиняют. Я сам бывший сотрудник органов и работал здесь же в вашем РОВД, и знаю, что вы обязаны изложить сущность правонарушения совершенного задержанным. А вы этого не де-лаете.
И так далее и тому подобное. Где-то примерно в этом месте беседы я начал «отключаться». Дальше вос-приятие шло отрывками. Вот адвокат вызывает «скорую помощь». Вот люди в белых халатах говорят о необходи-мости срочной госпитализации. Вот несут по ступенькам РОВД вниз, к машине медиков, а вокруг стоит толпа наших «задержанных». Значит, всех отпустили. Это хорошо. При-емный покой 10-й горбольницы. Укол. И темнота.
Далі буде
