ГЛАВА 28
Март 2001 г.
г. Днепропетровск,
выход из больницы
«на волю».
«Если вам 40 лет, вы проснулись утром
и у вас ничего не болит, значит — вы умерли…»
Наконец-то, вышел из очередной больницы. Мышцы одрябли без привычных физических нагрузок. Колени дрожат. Голова кружится. Первый телефонный звонок был неожиданностью:
— Здравствуйте, Владимир Александрович! Алим Вик-торович звонит!
Напомню тем, кто забыл, что это сотрудник СБУ, «курирующий» протестные акции. Голос его, прямо-таки, звенел радостными нотками.
— Поздравляю вас с очень удачной фишкой…
— Это с какой же?
— Выступление Жовтневой НДП против режима Кучмы!
— Не понимаю, о чем вы говорите, Алим Викторо-вич, — ответил я, едва сдерживая ехидный, зло-радный смешок.— Жовтневая НДП является само-стоятельной организацией, со своим юридическим лицом, и сама принимает какие-либо решения в соответствии с действующим законодательством и уставом партии.
— Конечно, конечно… Я ж и не возражаю. А все рав-но, поздравляю со столь удачным ходом. Зарубеж-ные СМИ аж захлебываются, смакуя эти события. Кстати, а когда вы планируете следующую акцию?
— О следующем выступлении мэрия будет уведомлена письменно и заблаговременно, как того и требует закон. Который мы стараемся соблюдать, в отличие от режима, которому вы служите. Вы, насколько я помню, тоже находились у ЦУМа тогда, когда меня там избивали ваши коллеги из милиции?
Честно говоря, я уже не был уверен, что видел там именно его, что именно он остановил побоище странными словами: «Стоп! Шапка упала! Нельзя! Надо надеть на него шапку!». И он ли, или кто-то другой, надел на меня упавший головной убор. До сих пор не могу понять, почему их остановила, а точнее приостановила, упавшая шапка. Наверное, какие-то внутренние инструкции регламентируют их поведение в таких случаях.
Он на мгновение замялся. Это мгновение растяну-лось, для меня, на несколько минут. Хотя, на самом деле, это длилось секунду-две. Я успел прочувствовать его замешательство: что ответить? Сказать нет, меня там не было? Ведь, наверняка, он не может точно помнить! Я, ведь, как всегда, старался слиться с толпой. Он не мог меня выделить из серой массы окружающих. Тем более, его так лупили, что и маму родную забудешь и не узнаешь, а не то, что меня, малознакомого чекиста. Нет, он не мог меня засечь. У него не было даже возможности посмотреть по сторонам: сначала с выкрученными, заломанными назад руками уткнулся носом почти в самый асфальт. Потом «обнимался» с деревом, закрывая голову от ударов. Не мог он меня засечь! Все, скажу, что меня там не было! А вдруг, все-таки, запомнил?! Поймает меня на лжи. Потеряю лицо. Будет всем оппозиционерам рассказывать, каким «фуфелом» является Алим Викторович. Тем более, что именно вранья он и не прощает. А, фиг с ним, скажу, как было.
— Да, был там.
— И все ж видели? — продолжал я напирать.
— Да, видел.
— Ну, так известите об этом прокуратуру, которая занимается этим. А то, уже, столько времени прошло, а дело не возбуждено, насколько мне из-вестно. Мне, в нарушение действующего законода-тельства, вообще нет никаких сообщений и ответов на мои заявления, подписанные десятком сви-детелей-очевидцев.
— Да, я написал раппорт и уже передал его.
— А, ну, так это очень хорошо. Дадите мне копию для ознакомления?
Вопрос застал его врасплох. Он не ожидал такого поворота.
— Да, конечно. Я дам вам копию для ознакомления, — медленно почти полностью повторял он в своем ответе слова моего вопроса.
Я, обычно, тоже так делаю, когда хочу выиграть время на обдумывание варианта выхода из щекотливого положения. Или, когда говорю на английском. Там, как правило, большая часть ответа содержится в самом во-просе. Остается только кое-что поменять местами. Но я не думаю, что, разговаривающий со мной сотрудник СБУ, строил свой ответ подобным образом, потому что привык говорить по-английски. Скорее всего, все же, пытался выиграть время для обдумывания схемы ведения нашего дальнейшего диалога, который пошел не так, как он за-планировал. Я очень часто сталкивался с такими ситуа-циями на переговорах в загранкомандировках. Поэтому, не теряя темпа и не давая собеседнику времени на пе-рестроение плана атаки, постарался дожать его.
— Когда дадите? Сегодня или завтра? — поставил его перед выбором, любой, из вариантов которого не давал ему возможности выиграть.
Я знал, что ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра он не даст мне никакой «копии раппорта для ознакомле-ния». Даже если бы и захотел. Во-первых: СБУ никогда не выступит открыто против своих коллег из другого ведомства, которые, к тому же, делают «грязную работу» за тех же СБУшников. Во-вторых: официально признав своим раппортом, что находился там, он делает себя соучастником преступления: не пресек избиение, допустил надругательство над государственным символом Украины — флагом. Не такой он дурак, чтобы сделать так. Да и его шефы — не идиоты. Но дожать ситуацию нужно. Хотя бы для того, чтобы он не имел наглости мне звонить и хитромудрыми уловками выпытывать что, где, когда, утомляя меня маневрированием между вежливостью, дипломатичностью и желанием послать его подальше с его скрытыми угрозами. Как же, как же, помню его заботливое: «Вы уж сегодня, Владимир Александрович, поосторожнее! А то милиция сегодня уж очень агрессивно настроена! И побить могут! Я-то им сказал, чтобы они вели себя хорошо. Но, вы же понимаете, как они негативно настроены против нашей службы. Могут и не послушать!». Так что дожмем его.
— Ну, так как, Алим Викторович? Сегодня или зав-тра? — прервал я затянувшуюся паузу и торопя его с ответом.
— А-а-а, знаете, Владимир Александрович, я сейчас в отпуск ухожу, так что сейчас не получится…, — попытался вывернуться он.
— Так вы через какого-нибудь своего коллегу пере-дайте. Вас же кто-то должен подменить на службе.
— Да, конечно, я передам через коллегу…
— Когда? Через кого?
— А, знаете что. Он вам сам позвонит.
— Когда?
— Да, в ближайшие дни, — и быстро свернул непри-ятный для него разговор. — Ну, вы ж выздоравли-вайте, не болейте, всего доброго.
— И вам всего наилучшего. Жду звонка вашего кол-леги, — не удержался я от злорадной шпильки на-последок.
Конечно же, никакой коллега не позвонил и никакой «копии раппорта» не передал. Чекист надеялся, что эта тема, через какое-то время забудется, и он снова по-звонит мне, как ни в чем ни бывало. И, действительно, примерно недельки через три, как раз столько, сколько может понадобиться на отпуск (у лжецов и контрразвед-чиков должна быть хорошая память, чтобы не забывали, о чем уже говорили или соврали), он позвонил и начал, как обычно, «зондировать почву». На что я, сразу же, радостным тоном его перебил:
— А, Алим Викторович! Рад слышать вас! Знаете, а никто из ваших коллег мне так и не позвонил. И обещанной вами копии раппорта никто так и не передал.
— Правда? — сделал он вид, будто бы удивился, — ну, я обязательно узнаю. А сейчас я хотел вас спросить…
— Так, вы узнайте, Алим Викторович! И сразу же мне перезвоните. Буду ждать вашего звонка и обещанной вами копии вашего раппорта, — перебил я его все тем же радостным голосом, — а пока, до свидания.
— Всего доброго, Владимир Александрович, — вынуж-ден был он ответить.
«Ну, все отделался от него. Больше не будет трез-вонить, и надоедать своими «играми» — подумал я с чувством удовлетворения. Как бы ни так. Через некоторое время он звонит и, после обязательного вступления, нескольких ничего не значащих фраз, вопросов о здоровье и самочувствии, начинает свою обычную игру: «Что? Где? Когда?». Я ставлю его на место.
— Алим Викторович! Так, а где же долгожданная, неоднократно обещанная вами копия вашего рап-порта об избиении у ЦУМа?
— А вы знаете, я не могу вам ее передать, — отве-тил он уверенным тоном, означающим, что у него, как говорят КВНщики, есть «домашняя заготовка».
Заранее подготовленный ответ. На мой, вперед про-считанный им, вопрос, который я и задал.
— А почему же, не можете? Ведь вы же ОБЕЩАЛИ.
— А на нем поставили гриф «СЕКРЕТНО». И теперь его уже нельзя оглашать.
— А что ж там такого секретного, Алим Викторович, когда все происходило на глазах многих десятков свидетелей? Когда все уже описывалось в много-численных СМИ? Какие там могут быть еще секреты, когда об этом уже знают все?
— Не знаю, — увернулся он, — знаю только, что по-ставили гриф «СЕКРЕТНО», поэтому уже не могу передать вам копию.
— Ладно, нет, так нет, — добродушно согласился я, — зато, наверняка, вы сможете, как добропо-рядочный гражданин и человек, находящийся на службе Родины своей (я с трудом сдерживал под-катывающийся к горлу ком смеха), выступить сви-детелем по тем прискорбным фактам, которые имели место и которые вы видели лично. При этом, конечно же, никаких «секретов» и государственных тайн выдавать не надо: просто расскажете, что видели.
— Я подумаю, Владимир Александрович.
— Подумайте, подумайте. Алим Викторович. И, как надумаете, сразу же звоните мне. Пойдем с вами выполнять гражданский долг — отстаивать консти-туционные права граждан. Бороться со злом и за-щищать добро, — уже почти откровенно издевался и смеялся я.
Хотя, какая-та часть подсознания и говорила мне: «Влад, нельзя быть таким злым! Не издевайся над чело-веком! Он же не виноват! Он, просто, выполняет свою работу!». Но голос этой маленькой части был так слаб, запрятан так далеко в подсознании, так заглушен злобой и ненавистью к режиму «бандюков», что я его, почти, не услышал. Конечно же, он больше не звонил. Наверное, не захотел идти «защищать добро и бороться со злом». Зато с удвоенной силой стали звонить его коллеги из милиции и задавать все те же вопросы. И делалось это на протяжении многих лет. Несмотря на то, что ответы были всегда одни и те же, и сводились к одному: «О проведении той, или иной акции мы уведомим местные власти в порядке, предусмотренном действующим законодательством Украины». А они, все равно звонили. Наверное, чтобы поставить галочку в отчете: работа проведена. Ну что ж, «начальство приказало», значит, надо выполнять.
Далі буде
